В третью стражу [СИ] - И Намор

    То же самое можно было сказать и о политических воззрениях господина доктора. Десять лет назад - будучи еще школьником - Шаунбург колебался на тонкой грани между коммунистами Тельмана и нацистами Гитлера и Рэма. В конце концов, он выбрал национал-социализм, но именно потому, что вторая часть этого слова была для него не менее привлекательной, чем первая.

    "Ну, что ж, - хмыкнул про себя совершенно успокоившийся Ицкович. - Национал-социализм так национал-социализм. Заменим немецкий на еврейский, добавим немного правого социализма в купе с умеренным либерализмом, и будем выпекать полученную смесь на медленном огне. Авось и получится что-нибудь приличное, если раньше не пристрелят".

    Олег выпил третью рюмку, и с сомнением посмотрел на пачку "Лаки страйк". Почему-то в Праге не оказалось "Житана", но зато были американские "Лаки" и "Кемел". Впрочем, дело было не в том, какие тут сейчас продаются сигареты, а в том, что в своей прошлой жизни Ицкович курил почти тридцать лет, пока законы против курильщиков не заставили его бросить это приятное, но ставшее слишком обременительным, занятие. Сейчас же он оказался в эпохе, когда нормальному человеку и в голову не придет, что нельзя курить, скажем, в баре, поезде или банке. И здоровье у Олега снова железное, хотя, черт его знает, на сколько ему этого здоровья хватит или вернее, как долго ему удастся этим здоровьем попользоваться.

    Как ни странно, мысль о риске, который стал теперь его постоянным спутником, Олега не расстроила. Напротив, плеснула в кровь очередной черпак адреналина, и Ицкович - как завзятый адреналиновый наркоман - сразу же повеселел, а, повеселев, тут же вспомнил о Тане.

    Встреча была - чего уж там! - вполне сказочная. Невероятная, невозможная встреча... Но ведь случилось! Произошло, а в том, что нежданная - негаданная встреча эта произошла на самом деле, у Ицковича никаких сомнений не было. Не верил он больше в "сон разума" и в структурированный бред "больного Ицковича" не верил тоже. Зато воленс-ноленс приходилось принять, что "наука имеет много гитик" или, что субъективный идеализм не так уж и далек от объективной картины мира. Ведь чудом чудесным было бы встретить тут, в зимней Праге 1936 года, любого - пусть даже едва знакомого - человека ОТТУДА. А он... Он приехал в Прагу, на вполне безумную акцию по устранению Гейнлейна, который, возможно, в мировой политике еще - никто и звать его - никак. Приехал и тут же встретил, и не просто знакомую женщину, а ту, кто была ему по-настоящему интересна, если не вдаваться в иные подробности. А вот если вдаваться, то может случиться полное головокружение, солнечный удар и, черт знает, что еще.

    Олег знал Таню около трех лет. Познакомился случайно, но не случайно отношений не прервал. Несколько раз, бывая в Москве, - встречался, принимал у себя в Израиле, переписывался, и один раз даже съездил вместе с ней в Питер. Но, если кто-нибудь - зная репутацию Ицковича в определенных кругах - подумал об адюльтере, то крупно ошибся. Ничего подобного! И отношения их были всего лишь дружескими, что, согласитесь, довольно странно для симпатизирующих друг другу взрослых людей. Наверняка, и его жена, и кое-кто из его друзей нет-нет да подумывал о том, что не все так просто в этой истории. Но и в самом деле ничего простого в ней не было.

    Олег не был анахоретом[66], но и наглецом никогда не был. Тем более подлецом. За все годы, что он был женат, Ицкович изменил жене всего, быть может, два или три раза. Тоже, если исходить из общепринятой морали, нехорошо. Однако каждый раз это были случайные "проявления страсти", мимолетные и не имевшие продолжения. Этим, собственно, Олег себя и утешал, давя на корню муки совести. А вот Таня... Ну, не мог он просто затянуть ее в постель, как случилось с другой вдруг понравившейся ему женщиной раньше. С ней все было очень серьезно, и он это чувствовал, как чувствовал и то, что и с ее стороны все "не просто так". Но и от жены уйти был еще не готов, нет не от жены - из дома точнее... Потому и длилась их явно затянувшаяся "просто дружба", но к чему все это могло привести со временем, догадаться, в общем-то, было не сложно. Хотя могло и не сложиться, разумеется, как не складывается сплошь и рядом у вполне умных и приличных людей.

    Однако гадай, не гадай, а для того мира оба они умерли, появившись неожиданно для самих себя в мире этом. И более того, выпав из своего устоявшегося бытия, где она жила в Москве, а он в Иерусалиме, они встретились в Праге. И это было нечто большее, чем простая удача. Это, как чувствовал Олег, был перст судьбы, не понять который было бы глупостью, а не принять - безумием.

    Поколебавшись, Олег хлопнул четвертую рюмку - для бодрости - расплатился и вышел на улицу.

    ***

    Разумеется, Таня "крутила и темнила", что наводило на мысли. В конце концов, если они - он, Степа и Витя - все трое оказались здесь агентами разных разведок, то по теории вероятности - если эта игрушка вообще работала в их заковыристом случае - Таня могла оказаться той еще Матой Хари. А что? Характер у Танюши был крепкий, умом бог не обделил, образование - хоть куда, точнее здесь - именно туда, так что... Вот только на кого же теперь работает мадемуазель Буссе? Впрочем, какое ему до этого дело? Ее местное трудоустройство его совершенно не касалось, учитывая собственную весьма проблематичную службу в СД. Так что, пусть хоть на японскую разведку трудится, или в Сигуранце служит, хотя француженка,... как там у них называлось... Сюрте Женераль? Нет, - это вроде комиссар Мэгре... Впрочем, ему-то - Ицковичу, разумеется, а не фон Шаунбургу - какое дело?! И сам он приехал в Прагу инкогнито, и даже документы у Олега были на чужое имя. Ганс Рейхлин из Цюриха. Такие дела. И значит скомпрометировать мадмуазель Буссе своей личностью не мог, служи она в Сюрте Женераль, ГРУ, или какой-нибудь другой экзотической конторе. Абвер вот еще в голову приходил. Ми-5. И у американцев, кажется, что-то такое было. Не ЦРУ, конечно, но что-то же должно у них быть, или они полные отморозки?

    Олег закурил и пошел пешком в сторону вокзала. Теперь, несмотря на планы, с которыми он сюда приехал утром, ему было очевидно, - сегодня, да, вероятно, и завтра - никуда он из Праги не уедет. И куда отправится из Праги потом - если вообще отправится - тоже не ясно, потому как в большой степени это зависело теперь от Тани. Поймет ли она его? Захочет ли быть вместе? А если она и там его не... Ну, то есть, могло же случиться, что он ошибался, полагая, что она к нему неравнодушна? Разумеется, могло. Однако все это было связано с более отдаленным будущим. А сейчас его ожидала встреча с Жаннет Буссе и, следовательно, до встречи Олегу предстояло еще забрать из камеры хранения свой саквояж и снять номер в гостинице поближе к центру. Или, напротив, не пороть горячку и не бежать впереди паровоза, а оставить все, как есть. Потребуется, так подскочить на вокзал за вещами всегда успеется, и номер в нынешней Праге снять не проблема. Хоть днем, хоть вечером, хоть посредине ночи, если пришла вдруг в голову такая блажь.

    ***

    - У тебя красивое лицо, - сказал Олег. - Я смотрю и не могу насмотреться. Знаешь что? Ты произведение искусства.

    - Отправишь меня в музей? - спросила в ответ Таня.

    - Нет, - покачал он головой. - Ты не создана для музея.

    - А для чего мы созданы, и здесь?.. - Сказала тихо, но в тихом ее голосе было столько страсти, столько жизни и чувственности, что у Ицковича голова пошла кругом. Однако не настолько пока, чтобы прекратить говорить.

    - Красивые женщины невидимы, - повторил он вслух чью-то разумную мысль. - Красота отвлекает нас от личности, и мы не замечаем в них человека.

    - По-моему, ты разводишь меня на 'у койку', - улыбнулась вдруг порозовевшая Татьяна.

    - По-моему, мы знакомы достаточно давно, чтобы ты меня в этом перестала, наконец, подозревать..., - улыбнулся в ответ Олег, - ну, так: проверяю...

    - А я бы..., - она с лукавинкой посмотрела ему в глаза. - Нет...

    - Ничего не могу... - добавила через мгновение.

    - У тебя кто-то...

    - Нет... Да... у Жаннет,.. есть, нет, - не важно. Я уезжаю. - Она поколебалась, явно не зная, стоит ли об этом говорить, но все-таки решилась. - Завтра утром я должна быть в Вене, а в обед - в Зальцбурге.

    - А я поеду с тобой!

    - А ты можешь? - удивилась Таня.

    - Мои вещи в железнодорожной камере хранения, - обтекаемо ответил Олег.

    - Олег, - сейчас Татьяна говорила совсем тихо. - Я ведь не просто так тут...

    - Так и я не просто так, - усмехнулся Ицкович, сообразив, куда пришел их разговор. - Это будет очень неприлично с моей стороны, если я спрошу, на кого ты работаешь?

    - На Урицкого[67], - после короткой паузы ответила Таня. - А ты?

    - На Гейдриха[68].

    - Ты?! - чуть не крикнула в ужасе Таня.

    - Я, - спокойно кивнул Олег. - Вот такая ирония судьбы...

    - Ты каким поездом едешь? - Спросил он, закурив для разнообразия сигару.